|
Как учились в Богородицке в XVIII веке
В.Дутова.
Первым учебным заведением на территории нашего района, о котором сохранились документальные сведения в бумагах Дворцовой канцелярии, считается школа конюховых детей, существовавшая в дворцовом селе Богородицком при здешнем конном заводе дворцового ведомства. Инициатором её открытия называют известного деятеля эпохи Анны Иоановны Артемия Петровича Волынского. До недавнего времени школа считалась и первой в Тульском крае, но последние открытия это опровергли. Самые ранние упоминания о ней относятся к 1741 году, хотя дореволюционные исследователи народного образования в Тульской губернии Со-колов и Шереметьев, изучив на исходе прошлого века связку дел и бумаг в архиве Бобринских в Богородицке, касающихся в школе, предположили, что её возникновение нужно относить к концу 1730-х годов.
Школа должна готовить дворцовых конюхов, умеющих давать письменные отчеты о своих действиях. Вероятно, так стремились закрепить кадры и обеспечить постоянный приток грамотных мастеров, экономя на поиски и перевозке иноземных. Неспособных или недоучившихся определяли в стадные конюхи.
Школа, в которую набирали мальчиков от 6 до 15 лет, считалась правительственной, специального типа, а раз правительство посылало ученика в школу, то учение уже было для него службой, и за службу он получал казенное жалованье, за неисполнение служебных обязанностей подвергался наказанию.
Из "Ведомости школьников, кто которого году, месяца и числа определены в школу, також кто что учит и каких оные лета и росту" (т.е. кроме умственных способностей, требовалась определенная физическая крепость) видно, что в 1748 году поступило 10 человек от 11 до 14 лет и 13 в 1751 от 10 до 13 лет. Первые "пишут склады", трое поступивших позднее тоже пишут склады, двое учат третью кафизму (Кафизма - одна из двадцати частей псалтири. - В.Д.), один учит "осьму кафизму", двое четвертую, двое учат "краткое толкование блаженств евангельских", один твердит пятую заповедь. Сохранившиеся донесения с 1750 по 1762 г.г. писаны однообразно и при каждом приложен "Реестр богородицкой школы школьником, кто что учит и кому надлежит денежного и хлебного жалованья".
Из "Реестра..." 1750 г. видно, что жалованье выдавалось по третям: учителю Гавриле Варсобину - а он был первым учителем школы и прослужил в ней не менее 18 лет - "в сентябрьскую треть выдано 99 копеек и хлеба ржи 3 четверти", школьникам что "пишут склады и слова учат вторую половину псалтири, по шестьдесят по шести копеек с половиною и хлеба ржи по одной четверти", "тридесяти человеком", что "учат первую половину псалтири, буквари и азбуки каждому денег по тридцати по три копейки с четвертью и хлеба ржи по одной четверти", "вновь определенному... Ивана Ламакина сыну Василию Ламакину денег 12 копеек, ржи одну четверть" (четверть - старинная русская мера объёма сыпучих тел, равная 209,9 л. -В.Д. ).
Ученики получали меньше учителя; сам же учитель получал жалованье наравне с "пищаками" канцелярии. В приходно-расходной записи 1762 г. значится, что учителю и ученикам делался вычет на "гошпиталь" по копейке от рубля, следовательно, учительское вознаграждение за все трети составляло 2 рубля 97 копеек в год да ещё 9 четвертей ржи.
По оценке академика Струмилина, стоимость годовой прожиточной корзины составляла 7 рублей 23 копейки. Из приведенной ведомости о выдаче жалованья определяется программа школы: первая группа изучает вторую половину псалтири и пишет склады, вторая первую половину псалтири, буки и азбуки (т.е. букварь и азбуку. - В.Д.). Заучивание псалтири до постижения тайны слияния звуков приводило к механическому усвоению очертания "азов" и складов. Очевидно, техника чтения заключалась не в умении по данным очертаниям букв произносить и сливать звуки, а по очертанию всего слова произносить его, т.е. каждое слово для ученика как бы выражалось особым знаком, и чтобы читать всё, надо было запомнить очертания всех слов, что не мыслимо. Воистину, тяжело в учении - и немудрено, что искусство чтения давалось немногим.
Писать же начинали только в старшей группе, и здесь количество научившихся писать ещё меньше, чем читать. В числе лиц, приведённых к присяге по поводу вступления на престол Петра Федоровича (1761 г.), находятся и все ученики конюшенной школы, но никто из них не подписался собственноручно, "вместо их по их прошению подписался у сей присяги Богородицкой конюшни стряпчий конюх Яков Пастухов", между тем некоторые обучались по семь лет. Впрочем неуспех отчасти определялся неспособностью самих учеников, хоть и саженного роста. Видно, народную мудрость конем не объедешь: большой пень, да дурень.
После ревизии школы строгим начальством в 1750 г. пришла бумага от советника дворцовой конюшни Александра Николаевича Хитрово в Богородицкую канцелярию на имя "господина стременного конюха", из которой видно, что "из учеников конюховых детей некоторые учатся долговременно, а науки обучили малые" и что некоторые ученики "в обучении обретаютца с 745 году маю с 28 дня", а между тем один пишет слова, а другой учит в псалтири втору кафизму.
Советник Хитрово, найдя такие результаты малоуспешными, определил отослать учеников в другую школу, Хорошевскую, ибо они "во оной школе по отлучении от домов своих как писать скорее доучатца, так и по выучке письма, арифметике и прочим наукам обучиться прилежнее могут", учеников же, не подавших никаких надежд, объявлено "отослать за непонятие науки на Сидоровскую конюшню и определить в стадные конюха".
Учителя Гаврилу Варсобина признали негодным к делу, и в 1762 году по резолюции придворной Конюшенной конторы и Богородицкой канцелярии "велено ему, Гавриле Варсобину быть при оной канцелярии для письма и посылок на своём пропитании".
Новому наставнику - "школьнику Михайле Турбину" было определено жалованье "того ж окладу, что и реченной Варсобин получал". Отправленный в канцелярию писщиком Варсобин "за неспособность его при следственных делах для письма ("...кто не умеет - учит" - В.Д.) и без позволения за неоднократными от следственных дел отлучками и за невоздержанностью", был отстранён от дел. Дальнейшая его судьба неизвестна, как и неизвестна и судьба его питомца Михаила Турбина, заступившего на место учителя в возрасте 21 года.
Богородицкая школа конюховых детей просуществовала более четверти века. Последние сведения о ней датируются 1768 годом, но, возможно она сохранялась и дольше. В 1776 г. её уже не было, ибо автор записок А.Т.Болотов говорит, что "когда существовавший в Богородицкой волости казённый завод был уничтожен, то уничтожено было всё, относящееся до конского завода", поскольку отпала необходимость в специалистах подобного рода. Этим исчерпываются все сведения о первой государственной школе на Богородицкой земле.
К 70-м годам 18 века относится и открытие первой частной школы в нашем городе. Приехавший в 1776 году в Богородицк А.Т.Болотов стал обучать в своём доме письму, арифметике, рисованию и "прочему, чему мог", мальчика Пахомова из семьи своих обедневших дальних родственников и двух крестьянских мальчиков из детей конюхов. Последних, уже умеющих писать, он "учил лучшему и правильнейшему писанию", чтобы в дальнейшем использовать их как секретарей.
Спустя 10 лет после закрытия школы конюховых детей, "в достопамятный день" 8 марта 1778 года при участии Андрея Тимофеевича организуется пансион француза Дюблюе для "обучения и жительства в нём" детей уездных дворян. "Не прошло и несколько месяцев со дня открытия, как пансион сделался почти славным и довольно хорошим. Там получали они первые основания языкам и знаниям". Учитель Дюблюе обучал детей французскому и немецкому языкам, истории, географии, математике. По оценке Болотова, это был одаренный учитель и знающий человек, имевший к тому "тихий, весёлый и дружелюбный характер... во всём любопытный и умеющий играть... на скрипке".
Стоявший праздно деревянный дом и стал пансионом и одновременно квартирой учителя, причём не наёмно, а потому и ничего не стоящей; обучение же учеников стоило до 500 рублей. Болотов не только всецело поддерживал пансион, но и сам принимал участие в обучении детей, По средам и субботам он приглашал их к себе домой и занимал предметами, не преподававшимися в пансионе: геометрией, физикой, нравоучением, учил "изряднёхонько рисовать", а домашний театр, в котором дети играли в нравоучительных пьесах, отобранных или специально написанных Болотовым, стал его педагогическим открытием.
Дело прекрасно шло до 1782 года, пока Дюблюе не переманил "какой-то князь Волконский" к себе в дом. Пансион он сдал своему соотечественнику старичку де Брини, "гораздо худшему учителю", и многие родители забрали из него своих детей. Этот учитель-француз мог учить детей только своему родному языку, учителем немецкого стал старик-переплётчик Иван Андреевич Банниер.
С прибытием летом 1783 года из Москвы нового учителя немца Эйзенберга, "много знающего и очень хорошего", пансион возродился. Это закрытое учебное заведение примечательно как первый опыт обучения детей дворян в наших местах. Вторая школа для народа, основанная в Богородицке в 1784 году уже не носит профессионального характера и может служить прообразом общеобразовательного народного училища.
Открытие волостного училища для крестьянских детей тоже связано с именем Болотова. По предложению Тульского и Калужского наместника Кречетникова пустырь близь Казанской церкви застроили двумя каменными корпусами, один из которых и отводился под училище. До его постройки училище разместилось в нижнем этаже одного из флигелей.
"Собственное намерение наместника состояло в том, чтобы мальчиков, выучив грамоте обучать потом музыке и сделать из них людей годных к служению в различных должностях при волости, а если они впоследствии отдадутся г.Бобринскому, то и при нём в доме".
Болотов, сразу же принявшийся за воплощение замыслов своего начальника, лично объездил все окрестные деревни и набрал до 30 крестьянских мальчиков. К сожалению, ни о программе ни о характере преподавания сведений почти нет.
Школе не повезло с первым учителем. Родом из поповичей, он был, вероятно питомцем Петербургской семинарии. По отзыву Болотова, этот "малой ещё совсем молодой... и характера совсем распутного и негодного оказался пьяницей и не заботился об обучении грамоте". Его пытались не раз образумить, но учитель продолжал "делать с учениками разные бесчинства и проказы". Приговоренный к наказанию палками и изгнанию из школы, под караулом он был отправлен в Тулу.
По приглашению Болотова в 1787 году в волостное училище прибыл хромой поляк капельмейстер Иван Иванович Розенберский для обучения мальчиков духовой и смычковой музыке. Своё дело он "разумел довольно" и накупив в Москве нужных инструментов, вскоре организовал из учеников училища и крепостных Болотова оркестр, увеселявший игрою съезды гостей у богородицкого управителя. Валторнисты, флейт-траверсисты играли дуэты, а когда "на фортепьянах" присоединялся сын Болотова Павел, то трио, арии из опер.
Про воспитанников школы Болотов писал, что со временем почти все они "сде-лались счастливыми так что оные из них имеют ныне большие капиталы, хотя поначалу и они, и их родители приняли... выбор... крайне недовольно и пролили множество слез".
Приехавший свидетельствовать училище в мае 1788 года ревизор из Петербурга Осип Петрович Козодавлев "ходил смотреть его и экзаменовать всех наших шко-льников... и... остался всем доволен и очарован". Вряд ли стоило ожидать от Осипа Петровича иного, если и 22 года спустя он не мог ни Болотова, ни "тогдашнего угощения позабыть".
Как долго существовала крестьянская школа в Богородицке неизвестно, но налицо не только "счастье" её воспитанников, получивших там основы наук, развитие музыкальной культуры среди простого народа и среди слушателей - дворян, но и достойный пример для подражания. Кроме волостного училища в это время существуют домашние школы.
Директор тульских училищ Хомяков, находясь летом 1790 года в Богородицке, "узнал, что... в том городе содержатели домашних училищ обучают по старому способу в противность наказа под N 8 в уставе о народных училищах. Надлежит имеющим домашнее училища для освидетельствования, дабы могли они детей обучать и для взятья аттестатов (прибыть) в главное народное училище к господину директору".
Этим исчерпываются все сведения о грамотности в Богородицком уезде в позапрошлом столетии.
P.S. При написании статьи использовались материалы книги О.Е. Глаголевой "Русская провинциальная старина. Очерки культуры и быта Тульской губернии XVIII - первой половины XIX вв." - Тула, 1993.
|
|