Осенью 1774 года Алексей Григорьевич был привезён в Петербург к Бецкому. Иван Иванович собирался применить в отношении мальчика систему воспитания, прямо противоположную той, которая применялась в отношении него в Германии. Он собирался предоставить ему полнейшую свободу, стремился развить в нём природную живость характера, старался сделать жизнь его возможно более приятной и интересной...

Алексей Григорьевич провёл в доме Бецкого три недели, а затем был отдан в распоряжение гувернера и помещён в Кадетский корпус. Гувернером мальчику был выбран Рибас...

15 марта 1775 года Бецкой сообщает Екатерине, что князь Гагарин (который по поручению императрицы управлял Бобриковской и Богородицкой волостями) представил Алексею Григорьевичу отчеты по этим изменениям. Значит, уже в это время отрок был поставлен в известность, что эти волости предназначаются ему.

Между тем Алексей Григорьевич всё ещё не получил определенной фамилии. Вопрос об этом обсуждается в переписке Бецкого с императрицей.

23 марта Бецкой пишет: "Неугодно ли будет вашему величеству окончательно решить, как его именовать, так как до сего времени его зовут по-русски Алексей Григорьевич, а по-французски - мсье Алексис; необходимо, впрочем, ему иметь прозвище, я полагаю, что коль скоро Ваше Величество решитесь дать ему грамоту, одобренную вами, то не представится более нужною еще какая-либо другая формальность, чтобы звать его просто А.Г.Бобриков".

В письме от 9 мая (присланном в ответ на письмо императрицы от 31 апреля) Бецкой пишет: "Очень рад узнать, что маленький господин будет впредь именоваться господин Б. (по-французски мсье Алексис) и Алексей Григорьевич Бобринский - по-русски; это решено и кончено.

Как видим, Екатерина избрала самый простой путь: дала сыну фамилию, которая была образована от названия предназначавшегося ему имения...

Итак, Алексей Григорьевич стал именоваться Бобринским. Очень вероятно, что Бецкой вызвал к себе отрока и объявил ему об этом, как о воле императрицы. Но отрок не получил никакой "грамоты". Ему предстояло ждать, когда "о нём будет объявлено" и когда ему можно будет вступить во владение Бобриковской, Богородицкой и Киясовской волостями и хранящимися в сохранной казне капиталами. Даруя сыну фамилию, Екатерина, по-видимому, сразу решила, что ему будет впоследствии дарован графский титул. Почему же титул графа, а не светлейшего князя - дело, как будто, ясно. Обстоятельства изменились. Павел стал совершеннолетним и был полностью отстранен от дел. Посему излишне возвеличивание Бобринского могло возбудить его подозрительность.

В письме Бецкого от 21 мая новоназванный Бобринский сделал приписку; надо думать, что сама возможность писать императрице в частном письме должна была ему показать, чей он сын.

Итак, Бобринский стал кадетом третьего возраста. Он оказался сразу на особом положении. Он спал в специально построенном для него помещении, а не в общем дортуаре, как остальные. Бецкой просматривал программу занятий отрока и посылал её императрице на утверждение. В письмах Бецкого содержатся постоянные упоминания по поводу образа жизни Бобринского: о том, что он делает упражнения с ружьем, вольтижирует, учится танцевать, ездит на балы к смолянкам (воспитанницам Смольного института - К.Л.), участвует в спектаклях.

К 1780 году относится проект Потемкина о женитьбе Бобринского на племяннице (и любовнице) светлейшего Екатерине Энгельгардт. Об этом проекте сообщают Корберон и Болотов. Корберон добавляет, что Бобринский отказался от этого брака. Очень трудно решить, каково было отношение императрицы к этому проекту светлейшего.

Накануне своего девятнадцатилетия Алексей Григорьевич получил от императрицы записки следующего содержания:

Алексей Григорьевич!

Известно мне, что мать ваша, быв угнетаема и угрожаема разными неприязньми и сильными неприятелями, по тогдашним смутным обстоятельствам, спасая себя и старшего своего сына, принуждена нашлась скрыть ваше рождение, воспоследовавшее 11 числа Апреля 1762 года. Как вы мне вверены были, то я старалась вам дать приличное вашему состоянию воспитание. Осталось вам ныне добродетельною жизнию, ревностию и усердием к отечественной службе и непоколебимою верностию к престолу отличить себя во всех случаях, в чём да поможет вам Всевышний.

Екатерина.
Апреля 2 числа 1781 года.

Алексей Григорьевич!

Чрез сие объявляю вам, что от 11 числа Апреля 1782 года до 11 числа Апреля 1792 года вы имеете получать с положенного мною в Воспитательном Доме для вас капитала проценты, а с 11 числа Апреля 1792 года и весь тот положенный мною и в Воспитательном Доме для вас собранный капитал вам и потомству вашему, как собственность неотъемлемая, принадлежит.

Екатерина.
Апреля 2 числа 1781 года.

Алексей Григорьевич!

Сим письмом дозволяю употреблять приложенный герб, который я вам и потомству вашему жалую.

Екатерина.
Апреля 2 числа 1781 года.

Текст первой из этих записок двухсмысленный и осторожный. Екатерина даёт все возможности Алексею Григорьевичу догадаться, что она его мать, но не утверждает этого положительно. Перед нами практическое признание и в то же время полупризнание, которое не давало Алексею Григорьевичу права официально утверждать, что он сын императрицы.

К запискам была приложена металлическая доска с изображением герба. Герб, предназначавшийся Бобринскому, является точным произведением личного герба Екатерины с добавлением знака бобра и с изображением двуглавого орла, последнее по мысли Екатерины, должно было символизировать связь обладателя герба с Российской императорской фамилией.

С 1779 года Алексей Григорьевич начал вести дневник и вёл его с перерывами до 1786 года. Из дневника мы узнаём, что обучение Алексея Григорьевича в Кадетском корпусе проходило отдельно от других кадет. В числе его преподавателей был Дмитриевский, один из основателей русского театра, почитавшийся после смерти Ф. Волкова "первым русским актером". Алексей Григорьевич имел классы, видимо, лишь в первой половине дня, - в отличие от прочих кадет, для которых были предусмотрены и послеобеденные занятия. В занятиях Бобринского случались перерывы, связанные, как кажется, с его недомоганиями.

Бартеньев пишет, что Бобринский, находясь в корпусе, носил звание унтер-офи-цера. Иногда Алексей Григорьевич исполнял почётные поручения: по указанию Бецкого передавал в корпус о благоволении императрицы к этому учреждению.

В дневнике помечены различные развлечения, которым предавался Алексей Григорьевич: балы, маскарады, спектакли, поездки на охоту. Бобринский заводит амуры со смолянками: со Зверевой, княжной Ратевой, с некой Р.В. Его экс-любовницу Звереву с помпой выдают замуж, обеспечив ей хорошее приданное. Смолянки завидуют ей. Соблазненная счастьем, выпавшем на долю Зверевой, смолянка Лафон (дочь директрисы Смольного) прямо предлагает свои амуры Алексею Григорьевичу, так что он с трудом отделывается от неё.

Жизнью Бобринского постоянно интересовались и государыня, и князь Орлов, в особенности же Бецкой...

Бобринский поступает так, как принято поступать людям его общественного положения, и не вдается в исследование причин тех или иных действий. В этом отношении он - типичный представитель русского человека XVIII века. Он ездит с поздравлениями к новобрачной Зверевой, причем ему и в голову не приходит, что с нравственной стороны это может быть дурно. Он вместе с другими кадетами отправляется поздравлять вельмож с Новым годом. Потом перестает так поступать, ибо государыня была этим недовольна. Но его как будто не занимает вопрос о том, что эти визиты, в глазах государыни, не соответствуют его положению в обществе. Он считает своим долгом послать поздравление с Новым годом незаконной дочери Григория Орлова, ибо знает, что это его сестра...

Алексей Григорьевич обладает обостренным чувством чести. Он не выносит никаких обид. Он, кадет, готов плюнуть в лицо офицеру Вукасовичу за сказанное им обидное слово. Он делает в дневнике возмущенные замечания о вельможе Олсуфьеве, который кричал кадетам в театре "Молчите ослы!". Он презрительно высказывается о подгулявших на празднике гостях, которые напились до свинского состояния...

Вообще, хотя воспитание по системе Бецкого и принесло благие плоды, сделало Алексея Григорьевича общительным и жизнерадостным, в то же время исключительность его положения не могла отразиться дурно на его характере...

Интересы Бобринского, судя по его дневнику, ограничены развлечениями, делами корпуса, событиями придворной жизни. Ни о чём другом он не пишет, вернее, не имеет обыкновения писать.

В одном месте он упоминает о беседе про духов. Эта тема интересовала его и впоследствии. Религиозные вопросы вопросы играли некоторую роль в жизни Алексея Григорьевича.

Бобринский не довёл своего кадетского дневника до 11 апреля 1782 года, дня своего рождения. А между тем это событие было отпраздновано с большой помпой, о нём даже специально известили всех иноземных послов, аккредитованных в Петербурге. Итак, звезда Бобринского в это время вознеслась высоко.