Оглавление
А.Т. Болотов
Богородицкий парк
 

Рейтинг@Mail.ru
 
Главная
 

Именитые гости Богородицка

Евсеев А.М.

Со времени основания в Богородицк, как и в любой другой город, приезжали и уезжали люди. В большинстве своём это безымянные жители и гости Богородицка, однако история донесла до нас и имена некоторых из них, причём имена, на которые можно обратить наше внимание.

В 1671-м году, всего лишь через 7 лет после основания первого поселения будущего города, в Богородицк выслан под надзор Пётр Гаврилович Марселис. Марселисы - гамбургский купеческий род, в XVII веке освоившийся в Москве. Гавриил Марселис начал торговлю на Руси ещё при Борисе Годунове. Владея железоделательными заводами в Туле, Кашире, Алексине. П.Г.Марселис выполняет государственные дипломатические поручения, которые ему давало русское правительство, в т.ч. сватовство датского принца Вальдемара, на дочери Михаила Фёдоровича. Сын Петра Марселиса Леонтий продолжая дело отца по устройству железоделательных заводов, завёл первую на Руси вольную почту. Причина опалы П.Г.Марселиса неизвестна. В 1672 году он покинул Богородицк.

Пребывание некоторых интересных людей в Богородицке, засвидетельствовал с очень интересными подробностями А.Т.Болотов.

Письмо № 222 17 февраля 1810 г. (стр.22 ЖиПр. А.Т.Болтова)
1785 г. «…Но как бы то ни было, но я, несмотря на новые и частые дожди, мешавшие мне в работах, успел и течение одного месяца весьма много сделать и имел при том удовольствие видеть у себя одного иностранного, знаменитого путешественника, ездившего по всему свету для обозрения всего любопытного. Был то некий граф Монтейфель, человек молодой и очень любопытный и знающий. Разнёсшаяся по всему повсюду слава о нашем Богородицке побудила его нарочно к нам приехать, и я принуждён был его, вместе со спутницей его всюду и всюду и по всем зданиям и местам выводить и всё-и все им показывать. Оба они смотрели на всё с величайшим любопытством и удовольствием, а всяко и более нашу церковь и мой грот, который им более полюбился, и зеркальная дверь и их так хорошо обманули, что они посхватали с себя картузы для поклона навстречу к нам самих их идущих. Они расхвалили в прах меня за выдумку совсем нового украшения и признавались, что она зрения в особливости достойна. Когда же завёл я их против отдельных уже тогда моих фальшивых фигур, то они поразились таким удивлением, что изобразить оного были не в состоянии и признавались, что они сколь много не путешествовали по свету, но нигде сии фигуры, мой грот, а всего паче мою песчаную рюину и пещеры, которые превозносили они до небес похваливали. Да и всё расположение сада так им понравилось, что они приписывали ему и мне тысячу похвал и поехали от меня принося мне множество благодарностей за доставленное им мною удовольствие. Чем и я с моей стороны был очень доволен, ибо считал сие наилучшее за все труды мои наградою…»

Пребывание в Богородицке 1786 г. Шагин-Герея последнего Крымского Хана.  «…Не успели мы сего, побывавшего у нас гостя (Шушурин Вас.Фёд. помещик) от себя проводить, как потревожены мы были неожиданным приездом к нам наместничьего адъ-ютанта Ивана Елисеевича Комарова, посланного на встречу приезжающего из Воронежа в Калугу бывшему крымскому хану Шагин-Герею и долженствующему проезжать через наш Богородицк…

…что мне было в особливости приятно, поскольку я получил случай не только насмот-реться на него, сколько мне было угодно, но и с ним вступить в разговор. Он показался мне ещё очень не старым и не более как лет 35 или 40. Собою был высок и худ, и точно как монах весь в черном платье, но вид имел приятный, и все черты лица его означали в нём разум острый и великий. Он сел тотчас для отдохновения на наше канапе, по обыкно-вению нашему, а не по азиатскому, а в тот же почти миг камердинер его, француз, поднё ему кофе, стоя перед ним на коленях. Я удивился сему обыкновению, также и тому, как он курил табак из трубки, поданной ему после кофе. Сия была обыкновенная глиняная, ту-рецкая, с предлинным чубуком, и хан курил из неё, вставши уже с канапе и расхаживая по комнате, и особливость курения его была та, что он курнув не более разов трёх или четы-рёх, пускал потом изо рта такое великое множество дыма что весь оным обнимался, и трубка выкуривалась уже вся и подавали ему через несколько минут уже другую.

Между тем, как он, куря свою трубку расхаживал по комнате, разговаривал с г.Лошкарёвым по-французски, и смеялся, и шутил над ним по поводу, что случилась с ним бедушка, и он подъезжая к Богородицку, упал в снег, при случае изломавшейся его коляске, и потерял свои золотые часы, говоря, что он желал бы душевно, чтоб часы его были найдены каким-нибудь бедным человеком, которому они очень бы пригодились. Я любовался духом, слыша сии слова, изображая его благодушие, однако не рассудил за благо давать знать, что я разумею по-французски, а самое сие и побудило хана, желавшего вступить то со мною в разговор, начать со мною говорить по-русски, хотя сие не прежде он учинил, как обозревшись и увидев, что нас было в комнате только трое; ибо при про-чих не говорил он инако, как по-татарски и по-французски. Я удивился услышав, что он изряднёхонько говорил по-русски, чего мы до того не знали. Он расспрашивал меня, весьма благоприятным образом, о нашей волости, о дворце и много кое о чём о прочем. И как я приметил, что был он весьма любопытный и сведующий о многом человеке, то мало по-малу завёл я его в разговоры о разных материях, продолжавшихся более часа и с таким с обоих сторон удовольствием, что я его душевно полюбил. И как мне восхотелось нари-совать для себя и его вид и оставить у себя вместо памятника, то, желая ближе его рас-смотреть и позаметить все черты и приметы лица его, и пришла мне мысль употребить к тому небольшую хитрость, а именно: я довел речь до наших садов и удивительных песков мраморных и вздумал поднести ему ящичек с наилучшею коллекцией сих песков в пода-рок, с тем намерением, что когда он станет их рассматривать и ими дивиться, мог бы я в самой близи, держучи перед ним ящичек, рассматривать и замечать в уме все черты лица его, что мне, по желанию, и удалось. Ибо как он любопытен был пески наши видеть, то побежал я тотчас в свой кабинет и принёс ему свою коллекцию, которую многие минуты рассматривал он с особливым любопытством и удовлетворением, и признавался, что со-ставляют они самую редкость в натуре, а я между тем имел довольно времени рассматри-вать черты лица его и заметить столь живо в своей памяти, что по отъезду его, в состоя-нии был заочно нарисовать сухими красками его портрет, столь на него похожий, что все татары, заезжавшие после его ко мне, тотчас узнавали, что это портрет их хана, и диви-лись, как я мог заочно и так хорошо потрафить. Он и действительно нарочито был на него похож, и картина сея украшает и поныне ещё за стеклом стены моей гостиной и служит памятником тогдашнему времени и происшествию…»

Пребывание Апраксина Фёдора Александровича, полковника, командира Брянского полка 1794 г.  «…вскоре за сим, наступила у нас масленица. Сию провели мы в сей год не так весело, как мы думали и предполагали. И достопамятным в течении оной было только то, что проходил через наш город Брянский пехотный полк и тут у нас дневал. Сей случай побу-дил всех нас городских лучших людей съездить на поклон к полковнику графу Апраксину Фёдору Александровичу. И как он принял и обласкал всех нас хорошо, то зятю моему Шишкову вздумалось звать его к себе на квартиру в гости на вечеринку. Он и сделал ему сие удовольствие и развеселившись послал звать свою огромную полковую музыку, смычковую, духовую и роговую, их которых последнюю случилось мне ещё в первый раз слышать. Итак, сей вечер был у нас шумный и довольно весёлый, а на другой день в са-мые масляные заговины, пригласил я его к себе также на вечеринку и хотел угостить его ужином, который был у меня большой; однако, он ужинать не остался, а поехал со своей матерью на свою квартиру. При сем случае не мог я довольно надивиться тому, какое множество военных людей употребляли тогда молодые тогда полковники для увеселения себя музыкою…»

В 1865 году в Богородицк, из Углича, приезжает и работает учителем уездного училища Николай Фёдорович Фёдоров, в будущем выдающийся деятель отечественной филосо-фии и культуры, основоположник русского космизма.

Внебрачный сын князя П.И. Гагарина и пленной черкешенки Родился в селе Ключи Там-бовской губернии (Сасовский р-н Рязанской обл.) 26 мая (9 июня) 1829 г. Учился в Там-бовской гимназии и далее в Ришельевском лицее в Одессе, откуда вышел в 1852 году. Да-лее шла его учительская служба в городах: Липецке, Богородске (г.Ногинск Московской обл.), Угличе, Одоеве, Богородицке, Боровске, Подольске, откуда уволился со службы по его прошению, по болезни, 23 апреля 1868 года. С 1869 года Николай Фёдорович работает в Чертковской библиотеке в Москве вместе с П.И.Бартеньевым. Здесь началось знакомст-во с Николаем Фёдоровичем представителей русского образованного общества. Отсюда он перешёл на службу в Румянцевский музей в 1874 году, где ещё больше упрочилась его известность. С 1899 и до конца жизни (1903 г.) Фёдоров работал в архиве министерства иностранных дел.

Николай Фёдорович вёл аскетическую жизнь, считал грехом всякую собственность, да-же на идеи и книги, и потому ничего не опубликовал. Избранные отрывки и статьи под названием «Философия общего дела» были изданы его учениками. Философские идеи Н.Ф.Фёдорова вызвали большой интерес у Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, В.С.Соловьёва, с ними были связаны научно-философские идеи К.Э.Циолковского. Нико-лай Фёдорович оказал влияние на литературное творчество А.П.Платонова, Н.А.Заболоцкого, М.М.Пришвина, А.М.Горького, Б.Пастернака.

О пребывании Н.Ф.Фёдорова в Богородицке. В январе 1866 года к Николаю Фёдоровичу в Богородицк приезжает его ученик Николай Павлович Петерсон, имеющий знакомства с революционным кружком. В апреле этого же года Н.П.Петерсон был арестован. Вскоре после его ареста был арестован и Н.Ф.Фёдоров. Под арестом Николай Фёдорович пробыл три недели и как ни в чём не виновный был освобождён и снова получил место уездного учителя в г.Боровске, Калужской губернии и таким образом покидает Богородицк.

В настоящее время в г.Боровске, у входа в городскую библиотеку установлен первый в России памятник философу и основоположнику русского космизма, Николаю Фёдоровичу Фёдорову. На постаменте памятника выбиты строки принадлежащие философу: «Жить надо не для себя и не для других, а со всеми и для всех». Памятная доска установлена в Рязанской областной универсальной библиотеке им.Горького.


Участник русско-турецкой войны, боевых операций в Польше и войны на Кавказе, гене-рал-майор Николай Николаевич Муравьёв, после тяжёлого ранения отбыл на лечение за границу. В последние дни пребывания в Париже в одном из домов своих знакомых Муравьев познакомился с молодой француженкой. Катрин де Ришемон принадлежала к родовитой семье Лотарингии с фамильным замком в городе По. Николай и Катрин полю-били друг друга, но за душой генерал-майора не было ничего, что можно было положить к ногам красивой аристократки: ни фамильных драгоценностей, ни капитала, ни поместья. Взвесив все обстоятельства, он посчитал, что не вправе предложить мадемуазель де Ри-шемон руку и сердце, и уехал из Парижа, так и не объяснившись.

Но уже на следующий год положение изменилось: Муравьев был назначен генерал-губернатором в Тулу. В Париж немедленно было отправлено письмо, в котором он писал, что мечтает видеть Катрин своей женой, и в ответ получил долгожданное «да». Служба не дала возможности приехать Муравьеву во Францию и представиться семейству невесты, и тогда девушка сама решилась на поездку в Россию. В Петербурге её встретили брат и се-стра Николая Николаевича. За невестой Муравьева в Петербург ездил Владимир Нико-лаевич Зарин (будущий губернатор Иркутска) он же и привез француженку в город Бо-городицк. Катрин де Ришемон приняла здесь православие и получила имя Екатерины Ни-колаевны (в честь матери Муравьева, которая скончалась, когда ему было 9 лет). А вскоре после крещения, 19 января 1847 года состоялась свадьба Муравьевых. Екатерина Никола-евна сразу же поняла, что ее ждет неспокойная жизнь, поскольку практически из-под вен-ца новоиспеченный муж уехал инспектировать уезды, оставив молодую жену на попече-нии родных. Катрин не скучала, а занялась изучением языка, и уже через полгода писала письма родным Николая на русском.
5 сентября 1847 года последовал высочайший указ о назначении Н. Н. Муравьева губер-натором Восточной Сибири, и вскоре супруги отправились на восток. В Красноярск, при-были 27 февраля 1848 года, а спустя несколько дней добрались до Иркутска, губернской резиденции.

В 1858 году, Николаю Николаевичу Муравьеву был присвоен графский титул с добав-лением «Амурский». Екатерина Николаевна стала графиней. А через три года губернатор подал в отставку, ему было 52 года.

После 14-ти лет, проведенных в Сибири и на Дальнем Востоке, графская семья еще год прожила в северной столице, но поскольку и там Екатерине Николаевне не подошел кли-мат, Муравьевы решили поехать лечиться во Францию. В Россию они больше не верну-лись и перебрались жить в Париж.

Муравьев-Амурский умер в 1881 на 72-м году жизни. Когда скончалась Екатерина Ни-колаевна, не известно, и похоронена она, скорее всего, была рядом с мужем в родовом склепе. Но в 1992 году супругов разлучили - прах Муравьева-Амурского был вывезен из Франции и перезахоронен во Владивостоке.


Пришвин, Михаил Михайлович (1873–1954), русский советский писатель. Родился 23 января (4 февраля) 1873 в имении Хрущево близ г. Елец Орловской губернии, сын разо-рившегося купца. Учился в Тюменском реальном училище, в Рижском политехникуме, за участие в работе марксистских кружков подвергался одиночному заключению (1897). Окончил агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университе-та (1900–1902) В 1902 году 29-летний специалист возвращается на родину. Проведав род-ных в Хрущеве, Ельце и Белеве, Пришвин поступает работать агрономом в Богородицке, в имении графов Бобринских. Здесь он пропагандирует прогрессивное землепользование, азотные удобрения, плуг вместо допотопной сохи. Возможно, потому, что Богородицк стоит на полпути между Ельцом и Белёвым, и отсюда легко можно было добираться и в Хрущево под Ельцом, где жила мать, и в Белев на ее родину, где жили ее родственники, Михаил Михайлович и выбрал это место для своего проживания.

Богородицкая земля в лице Пришвина получила квалифицированного агронома (первая книга Михаила Михайловича называлась «Картофель в полевой и огородной культуре». Она и сейчас очень высоко оценивается специалистами), а по утверждению исследователя творчества М.М.Пришвина писателя-краеведа Виктора Горлова, именно из Богородицкого пребывания идёт нулевой отчёт творческого писательского пути Михаила Михайловича: «…в 1903 году произошло событие, определившее его жизненное призвание. Как-то, ожи-дая поезд в родной Елец, «на одной из станций под Тулой» (Будущая станция Жданка?) Михаил Михайлович, коротая время, нашел бумагу и карандаш и стал описывать свой па-рижский роман:

«Первый раз в жизни, – записал он потом в дневнике, – я просто от скуки выдумал себе за чайным столом немного пописать, и вдруг увлекся, и как!.. Это было открытие в моей жизни великое, на всю жизнь.., я бросил все мои образовательные достижения и начал писать».

В 1903 году Михаил Пришвин перебрался в город Клин под Москвой.


В Богородицке, у Боринских неоднократно бывал Лев Николаевич Толстой. Облик бо-городицкой усадьбы отражён в романе Л.Н.Толстого "Анна Каренина" под названием имения Вронского Воздвиженское.

Одну из своих поездок по Тульскому краю Лев Николаевич отразил в своих записях: «…Положение крестьян Богородицкого уезда хуже (чем Крапивенского АЕ). Урожай, в особенности ржи, здесь был хуже. Здесь процент богатых, т. е. таких, которые могут ЧЕЛОВЕКУ ДЛЯ СВОЕГО БЛАГА НУЖНО ЗАБОТИТЬСЯ просуществовать на своем хлебе, тот же, но процент плохих еще больше. Из 60-ти дворов 17 средних, 32 совсем пло-хих, таких же плохих, как те 15 плохих в первой деревне Крапивенского уезда.

Здесь, в Богородицком уезде, вопрос топлива был еще труднее разрешим, так как лесов еще меньше, но общее впечатление опять то же, как и в Крапивенском уезде. Пока ничего особенного, показывающего голод: народ бодрый, работящий, веселый, здоровый. Воло-стной писарь жаловался, что пьянство в успенье (престол) было такое, как никогда.

Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремoвскомy, тем положение хуже и хуже. На гумнах хлеба или соломы все меньше и меньше, и плохих дворов всё больше и больше. На границе Ефремовского и Богородицкого уездов положение худо в особенности потому, что при всех тех же невзгодах, как и в Крапивенском и Богородиц-ком уездах, при еще большей редкости лесов, не родился картофель. На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна.

Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют…»

 


В декабре 1941 года в начале контр удара советских войск под Москвой волею обстоя-тельств военный корреспондент газеты «Красная Звезда» Константин Михайлович Си-монов оказался в районе Богородицка. В самом Богородицке он не был, не доехал, воз-можно, всего 2-3 километра. Об этом эпизоде К.Симонов рассказывает в своих фронтовых записках:
«…О Богородицке все еще не было окончательных сведений. По одним слухам, он был взят, по другим – еще нет.

– Поезжайте, – сказал Голиков генералу Дронову. – Если Богородицк взят, сообщите мне, а если еще не взят, возьмите.

Я попросил у него разрешения поехать с начальником штаба.

– Поезжайте, поезжайте, – сказал он торопливо.

Метель так замела все дороги и все еще продолжала мести с такою силою, что ехать дальше на машине не было никакой возможности. Появились какие-то санки, и мы втроем

– Дронов, его адъютант и я – поехали по направлению к Богородицку. Адъютант пра-вил лошадью, а мы сидели за его спиной в санях. Все кругом замело сплошной белой пе-леной. Сани мотало из стороны в сторону и заваливало то в один, то в другой кювет. На дороге стояли взорванные немецкие броневики. Сквозь метель брели вперед небольшие группы бойцов – то ли пополнение, то ли отставшие. Метель не утихала. Проселочная до-рога петляла во все стороны. Проехав часа полтора и уже приближаясь к Богородицку, мы встретили ехавшие нам навстречу сани. В них сидел бурый от мороза полковник Немуд-ров – тот самый, которого командующий накануне отправил брать Богородицк.

– Ну как? – спросил его генерал.

– Взяли. Ночью. И еще километров на восемь отогнали дальше. Бой идет, – сказал Немудров.

– Я четыре донесения послал вам с пешими.

– Ни одного не дошло, – сказал Дронов.

– Наверно, заблудились связные, а может, замерзли, – сказал полковник. – А вы куда?

– Хотели туда. А теперь поедем обратно, – сказал Дронов.

Мы завернули сани и поехали обратно вслед за полковником. Через полтора часа мы вернулись в штаб (дер.Колодези А.Е.)…»

Много интересных гостей приезжало к Бобринским, о некоторых речь пойдёт впереди.
В 60-х годах прошлого столетия в Богородицк с гастролями приезжала Ольга Воронец. В те же годы на творческие встречи со зрителями приезжал актёр Борис Андреев.