С интересом читаю «Коллективную повесть богородчан» о том, как жили и как живем, о годах становления нашего района. Хочу внести в это повествование и свой маленький   вклад. Начну с одного эпизода из детства, впрочем, детством его вряд ли назовешь, потому что начал я трудится я 12 лет. Было это в 1923 году.

Начинал курьером при Товарковском сах.комбинате, в котором было в то время одиннадцать отделений — часть тепе­решних хозяйств нашего, Воловского и Ефремовского районов.

Курьер - это что-то вроде рассыльного, достав­ляющего деловые бумаги в различные .подразделения сахкомбината. За мной были закреплены две лошади и вереница населенных пунктов — Александрия, где я родился и жил, Упертовка, Коблы, Шахтерка, центральная усадьба ны­нешнего совхоза «Богородицкий», Товарково — гла­вная контора сахкомбината, Корсаково и т. д. Летом — верхом, зимой — на санях.

Как-то январским днем приехал в Управзем (уп­равление земельными уго­дьями), что-то вроде ны­нешнего управления сель­ского хозяйства. Несу пи­сьмо управляющему Дани­ле Даниловичу Баранову. Серьезный был, деловой дядя. Вхожу в его кабинет, представляюсь. Надо, ко­нечно, было видеть меня тогдашнего. На плечах ка­кой-то видавший виды лап­сердак, латаные штаны, на ногах — чуни (разно­видность лаптей, с той лишь разницей, что плели их из веревки; весной, чтобы не промокнуть, к чуням привязывали деревянные колодки). Вошел, поздо­ровался. Вместо приветствия Баранов спрашивает: «Замерз?». «Замерз». — от­вечаю.

Поглядел он на меня, улыбнулся, расспросил про житье-бытье, потом взял бумагу и что-то начал пи­сать. Подает мне листок: «Вот тебе записка, пере­дашь Фадею Ефимовичу (это был наш управляю­щий отделением в Алек­сандрии по фамилии Алек­син). Я там про тебя кое-что   написал».

Еду назад, а меня так и подмывает посмотреть, что же он там написал. Маль­чишка, что там говорить, не утерпел, достал, читаю: «Сшить Телкову Ивану тулуп, свалять валенки, сани-розвальни переделать на облегченные. Через три дня доложить». Ну. думаю, влетит мне от Фадея Ефимовича, скажет — на­жаловался.

Не влетело. В Крутом Верхе шили .тулупы, за ночь из большого мне перекрои­ли размером поменьше. За три дня валенки не сва­лять, поэтому утром пошли на базар, купили мне на­рядные белые валенки. Сани тоже переделали. На третий день, как велено было, заявляюсь в Управ­зем. Оглядел меня Данила Данилыч и улыбается: «Вот теперь порядок, в такой одежке и в Тулу можно ездить».

Через два года сдавал экзамен на слесаря. Сдал, не подвел своего учителя А.В. Артемова.

В 1932 призвали в ар­мию — тогда, брали с 22 лет. В 1935 году вернулся. Снова сахкомбинат. Избрали председателем профсоюзного комитета в совхозе   «Богородицкий».

Как-то пригласил меня начальник политотдела совхоза Андрей Дорофеевич Поляков и говорит: «Мы вчера с директором посоветовались, есть мнение назначить тебя управля­ющим в Александрийское отделение». «Да вы что.— отвечаю, — я же там ро­дился!» «Ничего, ничего, — успокаивает меня Поля­ков, — это даже хорошо, тебя знают люди, и ты их знаешь». Деваться было некуда.

Принял отделение, как раз шла уборка. Сижу в конторе, заходит один родственник: «Вань, ты бы мне молочка выписал». Я ему: «Ты меня хоть при людях Ваней не величай, я же теперь управляющий». Потом война. Вернулся в декабре сорок пятого. Предложили возглавить отделение «Большевик» (ныне колхоз имени Мичу­рина Воловского района). Поначалу не соглашался. Уговорили. Приехал туда, боже мой! —тот же фронт, только что не стреляют. На дворе морозы жмут, топить нечем, воды нет, машин, конечно, тоже нет. Голова крутом пошла от забот. Где только мог по­роги обивал, а толку чуть — угля не дали. Потом, правда, одинзнакомый в Узловой нашел­ся, помог с топливом. И все-таки намерзлись в ту зиму. Жили в каждом до­ме по три семьи — эконо­мили уголь. Скважину нем­цы разрушили, поэтому организовали подвоз воды из соседней деревни Комиссаровки, километра три — четыре от нас.

Как-то, я как раз вер­нулся с годичных курсов, которые проходили в Бе­лой Церкви, заехали ко мне Иван Моисеевич Половинко — управляющий трестом и Иван Иванович Голодненко — директор сахкомбината. Ну, думаю, не­спроста они приехали, опять куда-нибудь «сватать» бу­дут. Как в воду глядел — предложили Кобловское отделение совхоза «Богоро­дицкий» возглавить. А я к тому времени в Шахтер­ке только в новый дом вселился, только начал отогреваться после войны, после «Большевика». Жена, конечно, ни в какую, про Коблы и слышать не хо­чет. Но было тогда од­но слово —«надо» им и руководствовался каждый в своей жизни.

Пришел я в Коблы в 1947 году и ушел оттуда, на заслуженный отдых 21 год спустя.

Непросто и там, конеч­но, все давалось. По-раз­ному складывались отно­шения с людьми, приходи­лось порой портить их ради общего дела. Техни­кой очень дорожили, ма­ловато её было у нас. Помню, как-то сделал за­мечание механизатору А.Я. Сычу — мотор у него на тракторе зарос грязью. А это значит — перегрев, по­вышенный износ деталей. Говоря по-военному, дал ему сутки на размышление. Утром проверил, сдвигов никаких. Пригласил двух женщин, взяли они дере­вянные скребки, тряпки, солярку, и вскоре двигатель сиял как новенький. За ударную работу бухгалтер выплатил им по 5 рублей, а с нерадивого механиза­тора удержали эту сумму. Долго после этого на меня Андрей Яковлевич дулся. А в общем хозяйствова­ли неплохо. Брали на круг по 40 и более центнеров зерна, свекла хорошо ро­дила. Лет 10—12 спустя присвоили коллективу зва­ние «Отделение высокой культуры земледелия». За работу в Коблах к фронтовым наградам — ордену Красной Звезды и медали «За отвагу» — при­бавились еще две медали и, орден Ленина.